Город Пушкин - Форум жителей: Рассказы "В маршрутке", "В камышах", "Гера", "Однажды осенним вечером" - Город Пушкин - Форум жителей

В МАРШРУТКЕ


Ранний февральский субботний вечер. По Московскому проспекту, как в трубу, дует холодный ветер, метёт позёмка. Темнеет. Зажигаются огни рекламы над входами в магазины, рестораны, кафе, казино.

На остановке маршрутного такси топчется небольшая группа людей. Они продрогли, нервничают, спешат каждый по своим делам: кто в гости, кто на свидание, кто просто домой, порадоваться сделанным покупкам.

Наконец, подходит микроавтобус. Первыми в него заходит молодая семья: мама – красивая, молодая, ухоженная, хорошо одетая, благоухающая, сексопильная женщина; папа – по виду деловой энергичный преуспевающий мужчина лет сорока и их сын – нарядный, хорошенький мальчик лет пяти. Они по праву занимают переднее сидение и размещаются на нём спиной к водителю: мама у окна, затем ребёнок и папа. Вид у взрослых вполне счастливый, мальчик чем-то огорчён. За ними свои места, начиная с конца салона, занимают ещё несколько молодых, по-видимому, супружеских пар. Последним входит представительный мужчина средних лет в модном пальто, бобровой шапке с букетом цветов и тортом в руках. Ему досталось последнее место у двери.

Пассажиры оплачивают проезд, автобус трогается и летит, освещая путь фарами, навстречу ветру, а ветер бросает в водительское окно охапки весёлых снежинок.

В неярко освещённом салоне некоторое время стоит тишина, слышно только ровное, монотонное гудение мотора, располагающее к дремоте. Ехать предстоит довольно далеко, и пассажиры предаются покою, размышлениям, мечтам.

Неожиданно тишину нарушает капризный голос мальчика:

- Мама, ну ты мне всё же купишь покемона?

- Я же тебе сказала: у тебя и так много игрушек, потом этот покемон просто безобразен! – отвечает мама.

- Но у всех ребят есть покемоны: и у Пети, и у Оли, и у Вити! Я тоже хочу!

- Я уже тебе всё сказала!

Некоторое время стоит тишина, потом начинается нытьё привыкшего добиваться своего ребёнка:

- Купи покемона! Хочу покемона! Купи покемона!…

Нытьё сопровождается хныканьем. Похоже, что мальчик вот-вот готов разреветься.

- Славик, я уже тебе всё сказала и на этот раз буду тверда! – говорит мама. – В голосе её слышится раздражение.

Папа молчит. Он, прикрыв глаза, занят своими мыслями, по-видимому, серьёзными, деловыми. Чувствуется, что воспитание сына он полностью доверил жене. Он в семье обожаемый, удачливый добытчик. Мальчик продолжает ныть всё громче и настойчивее:

- Купи покемона! Купи покемона! Купи покемона! …

Пассажиры невольно слушают. Мама отворачивается к окну и делает вид, что очень интересуется деревьями, растущими на обочине шоссе.

- Купи покемона! Купи покемона! Купи покемона! … - повторяет, как испорченная пластинка, мальчик. – Мама не реагирует.

Вдруг, после непродолжительной паузы, мальчик громко и отчётливо так, что его слова прекрасно слышно всем сидящим в салоне автобуса, говорит:

- Если не купишь, я расскажу папе: как вы с дядей Сашей боролись в постели вчера, когда папа был на работе. И даже тахту сломали. Потом дядя Саша её долго чинил и не играл со мной!

От неожиданности мама, папа и остальные пассажиры автобуса вздрогнули, подняли головы и оцепенели. Затем все, включая мальчика, уставились на папу. Он мгновенно очнулся от важных деловых дум и застыл с расширенными глазами и полуоткрытым ртом. На лице мамы появилось глупое изумление и предчувствие чего-то страшного. Последовала гоголевская немая сцена. Салон замер. На лицах пассажиров можно было прочитать и любопытство (чем всё это кончится?), и предвкушение удовольствия от созерцания расправы над грешницей, и злорадство, и негодование, и даже зависть. Не было видно только, что эти люди помнят христову заповедь: «Кто из вас безгрешен, бросьте в меня камень!» Равнодушных не было. Даже Славик, что-то почувствовав, прекратил канюченье.

Прошли показавшиеся вечностью минуты, прежде чем его отец пришёл в себя. Он вдруг резко повернулся к водителю и прокричал: «Остановись!» Поскольку водитель отреагировал не сразу, последовала вторая команда, но уже сопровождаемая крепким русским словцом. Машина остановилась на обочине шоссе. Вокруг была темень, холод и снег. Жилья поблизости видно не было.

Мужчина с такой силой рванул дверь, что она застонала, как живая. Он выскочил на землю, затем потянулся и, взяв сына на руки, вынес и его.

- Выходи! – крикнул он жене. – В голосе звучала ярость и беспощадность.

Пассажиры застыли, жена вжалась в угол и не шевелилась. В её ещё несколько минут назад прекрасных голубых глазах был только страх.

- Выходи! – сдержаннее, но твёрже повторил мужчина.

- Не выйду! – жалобно простонала жена.

Муж схватил её за руку и стал вытаскивать из автобуса. Она упиралась оставшейся свободной рукой и ногами, но силы были явно не равны. Уже в дверях вдруг её рука выскользнула из руки мужа, она по инерции отлетела обратно в салон и шлёпнулась на колени солидному мужчине, где лежали торт и букет цветов. Хозяин что-то закричал, протестуя, женщина замешкалась, извиняясь, и тут озверевший муж выхватил её из автобуса вместе с половиной торта, прилипшей к её дублёнке. «Поезжай!» – крикнул он водителю. Водитель, не ожидая повторного приказа, включил передачу. Автобус тронулся и полетел дальше по своему маршруту, оставив во мраке на пустой дороге «дружное, счастливое и удачливое» молодое современное семейство.

- Уж лучше бы она купила этого покемона, дешевле бы обошлось! – уныло говорит солидный мужчина, соскребая крышкой от коробки остатки торта со своего пальто в обёртку от окончательно испорченного букета. Остальные пассажиры безмолвствуют.



[size=3]Другие произведения автора можно читать на сайте Моя ссылка Моя ссылка 2 Моя ссылка 3

В КАМЫШАХ


Слышьте-ка, Иван катит! – оторвавшись от еды и прислушавшись, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Артамон - мужчина средних лет, плотный, загорелый, заросший недельной щетиной, одетый в усыпанный рыбьей чешуёй комбинезон.

Компания из четырёх человек – двое мужчин и две женщины – сидела на чурбаках за грубо сколоченным из не струганных досок врытым в землю столом. Шагах в двадцати находилось неказистое жилище – домик с одним маленьким подслеповатым оконцем, построенный из подручного материала: дикого камня, глины и камыша. Рядом дымился примитивный очаг.

Домик стоял почти на самом берегу одной из многочисленных проток в дельте реки Или, в километре от её впадения в озеро Балхаш. Стеной его окружал четырёхметровый камышовый лес. Позади, невдалеке, виднелась цепь довольно высоких песчаных барханов, за которыми был мелкий залив Балхаша густо, как болото кочками, усеянный ондатровыми хатками. Это был промысловый участок Артамона. Летом, охраняя его покой, он вместе с семьёй постоянно жил в этой избушке, зимой – только во время промысла ондатры. Он был промысловиком - охотником и рыбаком: ловил рыбу и ондатру и свою добычу периодически сдавал заготовителям из города Балхаш, что-то оставляя и себе для личных нужд и для продажи.

Километрах в сорока отсюда, в камышовых дебрях, прятался небольшой посёлок из двадцати – тридцати подобных промысловому, только чуть больше размером глинобитных домишек с плоскими крышами, и мало от них отличающихся овчарен. В посёлке кое-кто держал овец и здешних мелких, малопродуктивных, но зато неприхотливых коров, довольствующихся в основном камышовым кормом. Был в посёлке приют и у Артамона. Административно посёлок считался промысловой бригадой большого колхоза.

Две женщины за столом: жена и приёмная дочь Артамона, удивительно схожие между собой блондинки с голубыми глазами, несмотря на длительное проживание в южных широтах, в облике сохранили что-то холодное, нордическое. Жена – Мария была из выселенных во время Великой Отечественной войны в Казахстан поволжских немцев. Отца её дочери никто в посёлке не знал. Мария тщательно оберегала тайну её рождения. Как все женщины в этих краях Мария выглядела старше своих пятидесяти лет. Дочери Зинке было около двадцати. Не будучи красавицей, она привлекала внимание всякого мужчины цветущей молодостью, живостью характера и независимостью поведения. Она, должно быть, осознанно старалась демонстрировать свою власть над сильным полом, и это ей безусловно удавалось. Вокруг неё вились и молодые мужики, и не очень, но предпочтение по непонятным причинам она отдала совсем ничем не примечательному, даже невзрачному, небольшого роста и не богатырского телосложения, далеко не красавцу лицом - парню лет двадцати семи. Звали его Петька. Он был самым обычным рыбаком и охотником: не шибко грамотным, разговорчивым и весёлым. По-видимому, какие-то душевные качества привлекли к нему внимание Зинки. Заметив это, большинство поселковых претендентов на благосклонность Зинки оставили свои назойливые ухаживания. Четвёртым за столом был он.

Клонился к закату самый обычный летний трудовой день. Мужики с раннего утра вытряхнули сети и сдали рыбу на стоящую на якоре в Балхаше плавбазу. Оставленную для личных нужд – женщины обработали: вычистили и засолили для ухи и для дальнейшей сушки и заготовки на зиму. И сейчас, когда солнце уже опустилось до гребней ближайших барханов, образовав длинные тени на воде протоки и на обжитой поляне; дневная жара сменилась вечерней приятной прохладой, а беспощадные здесь комары ещё не преступили к своей работе; они, наслаждаясь покоем и отдыхом, сидели за столом, ели привычную рыбацкую уху да изредка перебрасывались ничего не значащими фразами. Их лица, прокалённые солнцем и продублённые постоянными ветрами, цветом мало походили на европейские и ничуть не отличались от лиц аборигенов – казахов. Обращали на себя внимание руки этих людей: непомерно большие, красные, в неуспевающих заживать трещинах и царапинах от постоянного общения с водой, рыбой, камышом и солнцем. Лица старших не отражали никаких эмоций кроме покоя. Зинка и Петька были оживлены, их глаза блестели в предчувствии близости во время предстоящей ритуальной прогулки по камышам вдоль берега протоки.

Изредка над ними проносились утки, совершая свой вечерний моцион, заливались камышевки и щурки, громко и раскатисто кричали огромные серо-белые чайки-мартыны – всё было так мило и привычно и располагало к блаженному покою.

Шум моторов, постепенно приближаясь, превратился в грозный рёв, и, наконец, два мощных «Вихря» вынесли дюралевую «Казанку» из-за поворота протоки. Моторы заглохли, и лёгкая лодка по инерции наполовину выскочила на пологий берег рядом с сидящими за столом.

- Общий привет! – крикнул лодочник и встал со скамьи.

Огромного роста, с накаченными как у культуриста руками и грудью, с бычьей шеей, стриженый наголо, в брюках, майке и кедах, загорелый – он всем своим видом отличался от местных жителей.

Переступив через борт лодки, он решительным шагом направился к столу. Вынул из карманов брюк две бутылки «Москванына» и, поставив их на стол, по-хозяйски сел на свободный чурбак напротив Петьки, небрежно бросив:

- Зинка, закуску тащи, пить будем!

- Сиди, Зинка, я сама, - остановила её мать и пошла в дом.

Вернулась она нагруженной, неся большой кусок вяленой осетрины, гранёные стаканы, миску, ложку и бумажные пакеты. Нарезала балыка и хлеба, высыпала прямо на стол содержимое пакетов: сахар и пряники и налила гостю ухи. Всё было готово к нежданному пиршеству. Гость угрюмо и молчаливо наблюдал за приготовлениями.

В посёлке он появился недавно. Никто толком не знал: кто он, откуда и зачем приехал. Назвал себя Иваном, спросил: у кого можно пожить некоторое время и, договорившись с хозяином, поселился в одном из домишек. Хозяин был стар и одинок. У пришельца водились деньги. Вскоре он приобрёл два новеньких «Вихря» и, подвесив их на хозяйскую «Казанку», стал местным королём – такого богатства ни у кого не водилось. Этому высокому положению в посёлке способствовали и его внушительная комплекция, и воровской жаргон, и татуировки, обильно «украшавшие» его тело, и рассказы парням и подросткам о «героических» похождениях. Подростки особенно, как мухи, липли к нему, когда он вечерами усаживался на бревне около своего жилища, курил и во всей красе демонстрировал обнажённых красавиц, русалок, змей и драконов, мечи и кинжалы – синей тушью выколотые на его могучем теле. Говорили, что даже на ягодицах у него были изображены кошка и мышка, которые при движении создавали иллюзию кошачьей охоты. Он щедро угощал молодёжь водкой, отчего авторитет его ещё больше возрастал. Было ему на вид лет тридцать, но, если верить его рассказам, он прожил в десять раз большую жизнь. Даже взрослые мужики и бабы порой присоединялись к молодёжной компании, чтобы послушать его удивительные рассказы, которые касались чаще всего праздной, развесёлой жизни на южных курортах, ресторанов, продажных женщин и драк. Хотя о целях своего прибытия в эти глухие места Иван ничего не говорил, многие догадывались о его неладах с законом, но никого это не удивляло и не возмущало. Живущие здесь люди и сами не очень руководствовались юридическими нормами, предпочитая жить по традициям предков. Совесть – как они её понимали – была главным мерилом их поступков. Никакими делами Иван не занимался: носился на моторке по протокам, распугивая всё живое, купался и загорал на песчаных балхашских пляжах, а вечерами организовывал весёлые гулянки.

Разлив водку по стаканам и, никого не приглашая, выпив, он без длинных предисловий начал:

- А я ведь приехал забрать Зинку. Уж очень она мне приглянулась! Сегодня верный человек доставил мне маляву, и завтра же я покидаю вашу дыру. Хватит, отдохнул, дело зовёт! Обещаю тебе, Зинка, роскошную, беззаботную и весёлую жизнь. Как куклу тебя наряжу. Жить будешь в хороших домах с отоплением, ванными и уборными, которые тебе и не снились! Увидишь со мной весь белый свет. Тебе не придётся больше возиться с этой вонючей рыбой, ходить в грязных лохмотьях, мёрзнуть зимой и печься на жаре летом. Ты у меня будешь красавицей, королевой! Очень многие будут завидовать тебе! Деньги у меня есть и всегда будут! Я сильный и фартовый!

Недоумение появилось на лицах слушателей. Никто не ожидал такого оборота дела. Ранее Иван никак не проявлял своих чувств к Зинке.

Медленно, но решительно поднялся из-за стола Петька. Его тщедушное тело сильно контрастировало с бычьим обликом Ивана.

- Зинка – моя невеста! И я женюсь на ней! – членораздельно, растягивая слова, тихо, но твёрдо сказал он.

Иван рассмеялся:

- Что можешь ты дать ей? Вот эту нищету? – он указал рукой на хижину. – Кучу голодных, сопливых детей? Если она останется с тобой, то всю жизнь будет сожалеть об упущенной возможности и проклинать тебя! Я убеждён, что у неё хватит ума для правильного выбора! Ну, что скажешь, Зинка?!

Зинка, опустив глаза, молчала. Мария с умилением смотрела на Ивана, готовая сию минуту заменить дочь. Артамон не проявлял никаких эмоций. Он был выше этого: «Пускай молодые сами разбираются!»

- Зинку не отдам! – в голосе Петьки, в выражении его лица чувствовалась готовность защищать своё право. Сощуренные глаза стали колючими, кулаки сжались добела. – Если попробуешь взять силой, убью!

По всему было видно, что он готов и на это. В его не богатырском теле жил могучий боевой дух, как и у многих русских людей, нашедших приют в этой глуши. Ежедневная борьба со стихией закаляла их волю и характер. Петька не шутил! Иван тоже встал. Огромной глыбой он навис над маленьким Петькой.

- Мокрица! Да я раздавлю тебя!

Петькина рука с неизвестно откуда взявшимся ножом метнулась в сторону Ивана. Хорошо подготовленный к подобным схваткам Иван среагировал мгновенно. Уклонившись вправо, левой рукой он поймал руку с ножом за запястье, рывком подтянул Петьку к себе, а правой - нанёс сильнейший удар в лицо нападавшего. Петька перелетел через чурбак, на котором только что сидел, и рухнул в камыш. Иван не спеша обошёл стол и направился к лежащему сопернику. У него был вид разъярённого медведя. Женщины бросились к нему и повисли на руках.

- Не трогай! – нечеловеческим голосом закричала Зинка.

В этом крике были и мольба, и угроза, и бесконечная любовь женщины, и готовность самки до последнего защищать своего детёныша. И этот крик достиг недоразвитой души Ивана. Стряхнув, как пыль с рукавов, висящих на нём женщин, он остановился:

- Я жду твоего последнего слова!

Зинка уже бережно, как мать ребёнка, приподнимала голову Петьки.

- Я люблю его и здесь моя Родина! Мне хорошо и ничего другого мне не надо!

- Дура!

Иван резко повернулся, в сердцах плюнул и, подойдя к лодке, столкнул её в воду. Взревели моторы, и «Казанка», поднимая буруны, понеслась в сторону посёлка.

Намочив подол платья, Зинка обтирала окровавленное лицо любимого. Пришедший в себя Петька, несмотря на кровь из носа и зелёные круги в глазах, ощущал себя победителем Голиафа. Он был совершенно счастлив.





Другие материалы автора можно читать на сайте Моя ссылка Моя ссылка 2 Моя ссылка 3

ГЕРА





Гера – моя собака, рыжий ирландский сеттер женского рода, вот уже семь лет украшающий мой, совсем не комфортный сегодняшний быт. Взял я её двухмесячным щенком для того, чтобы использовать по основному назначению, какое положено легавой собаке – при охоте на луговую и боровую пернатую дичь. Я старый и заядлый охотник. Среди десятка бежевых, весёлых, мельтешащих в комнате хозяев, выпрашивающих ласку или подачку щенков, она выделялась своим необычным отношением к пришельцам-покупателям. Она гордо и независимо возлежала в кресле, и как-то свысока, даже несколько презрительно, повернувшись в пол оборота к двери, смотрела на вошедших незнакомых людей, как бы говоря: «Я знаю себе цену, не собираюсь её набивать, и безразлична к вашему выбору!» Это-то и заставило меня выбрать именно её. Гера и сегодня нередко демонстрирует свою гордость, независимость и чувство собственного достоинства, а я уважаю эти качества и не только у собак!

Однако обстоятельства сложились так, что то, для чего она создана природой и людьми, у нас Гера не выполняет. В стране началась перестройка, и стало не до охоты. Собака стала - полноправным, даже, можно сказать, самым любимым и значимым членом нашей семьи, заменив в какой-то степени отсутствующих внуков.

Ирландцы – сами в основном огненно рыжие и собаку вывели своего любимого цвета. Кинологи официально называют её масть красной, она, как солнце в холодный зимний день. Недаром тонкий лирик М. Пришвин назвал свою собаку Ярило (Яриком), в честь древнего славянского бога солнца. Ухоженная, блестящая, шелковистая шерсть Геры действительно очень напоминает цвет вечернего солнца, тёмно красный с медным отливом. Очёсы, отвесы на лапах и груди и перо хвоста имеют более светлый оттенок. Часто они немного завиваются, что придаёт собаке ещё более привлекательный вид. Длинные висячие уши, красивая, изящная, утончённая форма головы и особенно карие, глубокие, очень выразительные глаза дополняют её аристократический облик. Необыкновенно красивые с длинными ресницами глаза ирландского сеттера могут быть серьёзными и легкомысленными, лукавыми и бесхитростными, весёлыми и грустными, гордыми и подобострастными, задумчивыми и мечтательными, вопросительными и безапелляционными. Редкий никуда не спешащий прохожий не обратит внимания на мою собаку во время наших прогулок.

Гера – собака аристократ. Выведенная аристократами духа для богатых, знатных и тонко воспитанных островных аристократов она и сама унаследовала их черты. Возможно, и переняла их у своих благородных хозяев.

Порода ирландских сеттеров насчитывает несколько сотен лет. Я не знаю имён выдающихся островитян: ирландцев, шотландцев и англичан – владельцев и заводчиков этой породы, зато я точно знаю, что именно такие собаки украшали усадьбы Романовых, Голицыных, Толстых, Тургеневых, Аксаковых, Некрасовых и многих других русских аристократов – охотников, не оставивших о них своих воспоминаний. Среди хозяев именитых предков и моей Геры встречаются имена очень известных людей. О чём свидетельствует её собачий паспорт.

Собак этой породы никогда не держали на псарне или на привязи. Они созданы для вольготной жизни в гостиных состоятельных людей. Они, как и величественные русские псовые борзые, всегда свободно разгуливали по дому. Эти собаки очень чистоплотны, аккуратны и по-собачьи очень умны. Смотришь в карие, немного скорбные, человеческие глаза Геры и тебе кажется, что она вот-вот заговорит. Я не раз убеждался (вопреки мнению некоторых кинологов), что эта собака понимает не только команды, которым её научили в процессе дрессировки, но и многие слова и целые выражения; она постоянно обучается и легко усваивает новые для неё понятия.

Не могу сказать, что Гера знает тысячу слов, как знаменитый харьковский ирландский сеттер Ральф из одноимённого рассказа А. И. Куприна, но уверяю: она понимает многие слова и фразы кроме стандартной системы команд. Она адекватно реагирует на такие выражения как: пойдём в парк, пойдём в поле, пойдём за хлебом, ищи дыру в заборе; покажи, где мама; покажи, где папа и т. п.

У меня в разное время жили три ирландца. И все они отличались характером. Джой – чрезмерно подвижный психически и физически, великолепный, страстный охотник с обнажёнными нервами; Орфей – сильный, смелый, грубоватый и простоватый и Гера – женственная, благовоспитанная, интеллигентная и очень умная собака. Она безошибочно по моему требованию достаёт из своего ящика с игрушками кукол: Мишу, Гошу, Катю, а также - резиновых белку, собачку и мячик.

Пообедав на кухне, она идёт в комнату и несколько раз взлаивает: это она зовёт меня поиграть. Я прошу принести одну из игрушек, Гера беспрекословно выполняет просьбу и вначале некоторое время облизывает её (особенно почему-то ей нравится лизать белку) затем вопросительно поднимает на меня свои прекрасные глаза - спрашивает: «Может пора поиграть?» Я бросаю игрушку, Гера бежит, приносит её и насильно суёт мне в руку. Это повторяется несколько раз. Затем ей, видимо это надоедает, и она, вильнув хвостом, как бы прощаясь, уходит отдыхать на своё место. Это наш давно установившийся послеобеденный ритуал.

Выражение «лица» Геры заметно изменяется в зависимости от обстоятельств. Оно может быть вопросительно-задумчивым с высоко поднятыми бровями, мечтательным, грустным, весёлым, благодарным, но никогда я не видел его злым и мстительным. О собаке, безусловно, можно говорить как о личности, и я уже не первым твёрдо заявляю об этом. Тоже писали и Куприн, и Пришвин, и Чехов, и Гарин-Михайловский, и многие другие любители и знатоки собак.

Нрав ирландский сеттер имеет добрый и ласковый. Ни я сам никогда не встречался, ни от других не слышал о случаях их агрессивности. Напротив, имея очень тонкую и чувствительную, сентиментальную психику, они часто бывают чрезмерно доверчивы, даже трусливы и не могут постоять за себя в собачьих ссорах. По-видимому, они считают, что само высокое происхождение в собачьем обществе должно служить им защитой.

Своим поведением на улице Гера демонстрирует полное доверие ко всем встречным. При приближении любого, даже незнакомого человека, она виляет хвостом, дружелюбно смотрит на него и ожидает ласки. К сожалению, многие из ныне живущих людей по разным причинам оторвались от природы, от животных; относятся к ним настороженно и недоверчиво и на это существует достаточно оснований. Например, широкое распространение ныне бойцовых пород собак, от которых, действительно, ничего хорошего ожидать не приходится, - но, тем не менее, в целом, общение с природой и животными, безусловно, благотворно влияет на человека. В заботе о «братьях наших меньших» он сам становится добрее, отзывчивее, душевнее. И тут трудно сказать, кто кому более обязан: собака человеку или, наоборот, человек – собаке!

Днём Гера обычно лежит в кресле или на диване. Услышав звонок, вскакивает, бежит к двери и громко лает. Но это только, когда в квартире кто-либо есть: отрабатывает, таким образом, свой собачий хлеб. Если же не перед кем демонстрировать усердие в службе, она этого не делает. Мою жену Гера встречает у двери уже задолго до того, как та начнёт открывать замок. Слух у неё прекрасный. Встретив у входной двери знакомого человека, Гера забирается на своё место в коридоре, где она спит ночью, и лежит, жеманясь, пряча голову в лапах и тихонько нежно поскуливая, в ожидании ласки, иногда даже переворачиваясь, как кошка, на спину. Все мои близкие знакомые и родные понимают её, она же с благодарностью принимает их внимание.

Ежедневно мы с Герой совершаем двухчасовую прогулку. В межсезонье, когда с входных ворот Екатерининского парка снимаются контролёры и парк безлюден, мы входим в него напротив Чесменской колонны и идём краем вдоль забора до Розовой караулки, затем переходим в Александровский или Баболовский парк. Гера бежит чуть впереди меня, как это и положено легавой собаке, и своим острым чутьём обнюхивает дорогу и её окрестности. Вот она остановилась около пенька или куста и тщательно его обследует. Видимо, здесь оставила метку другая собака, и Гера хочет заочно познакомиться с ней. Зимой она внимательно изучает встретившиеся заячьи или беличьи следы. Пройдя по ним несколько шагов, она останавливается, и вопросительно смотрит на меня. Уходить по заячьему следу я ей не разрешаю. Иное дело – белка. Я командую: «Гера, ищи белку!» – и она с радостью бежит по следу пока тот не исчезает. Гера понимает, что белка забралась на дерево, и, передвигаясь кругами, внимательно осматривает его, а, увидев зверька, тявкнет пару раз и опять взглядом спрашивает:

- Что будем делать дальше?

Обычно я говорю:

- Оставим её в покое, это плохая белка, давай поищем другую!

И мы спокойно продолжаем свой путь. Так и гуляем. Я обдумываю свой очередной рассказ, анализирую текущие события в стране или прочитанную книгу, либо размышляю на философские темы: чаще всего нравственные, а она изучает небогатую фауну наших пушкинских парков. Иногда мы останавливаемся передохнуть. Я усаживаюсь на пенёк или упавшее дерево, Гера ложится у моих ног и мы долго молчим, думая каждый о своём. Мне кажется, что и мысли у нас одинаковые. Изредка я обращаюсь к ней с вопросом. Она поднимет голову, с сочувствием смотрит мне в глаза и, силится ответить. Увы, это не дано ей природой!

Летом, когда мы проходим мимо прудов Александровского парка, и стоит жаркая погода, Гера непременно останавливается у воды и вопросительно смотрит на меня. Если я говорю:

- Искупайся, Гера, поплавай! - она бросается в воду и, часто и громко дыша (хакая) и отдуваясь, долго с большим удовольствием, написанном на её мордочке, плавает в пруду. При этом, как хорошую легавую собаку, выводки уток, кормящиеся невдалеке, её совершенно не интересуют. Видимо, ей не нравится их болотный запах. Если же я, осмотрев плёс, ласково говорю:

- Здесь грязно, Гера, много тины, поищем другой пруд! Или:

- Сегодня холодно, Гера, пойдём дальше! - она послушно, без понуканий следует за мной.

Однако не подумайте, что у неё отсутствует своя воля. Подойдя к перекрёстку парковых дорожек, Гера всегда останавливается, и ждёт моего указания: куда идти дальше. Обычно я машу ей рукой: «туда пойдём», и она поворачивает в указанном направлении. Но иногда случается и другое. Гера вдруг переходит не на указанную, а на более ей чем-то понравившуюся дорожку; останавливается в её начале и, несмотря на то, что я удаляюсь, некоторое время стоит на месте, затем догоняет меня и, преграждая путь, пытается остановить и направить в нужном ей направлении. Вертится у моих ног, не давая прохода, или пытается уговорить меня, нежно тычась своим влажным и холодным носом в мою руку. Бывает, что я поддаюсь её воле. Тогда она всеми доступными ей средствами старается выразить свою благодарность. Своеволие Гера проявляет порой и на наших коротких утренних прогулках. Когда у неё нет желания гулять по шумным и пыльным городским улицам, и хочется вернуться домой, она находит способ уведомить меня об этом. Однако, если я настаиваю на своём, продолжая путь, она покорно, но с откровенной, нескрываемой неохотой подчиняется. Есть у моей Геры характер!

Сегодня на календаре начало августа. Позднее утро. Июльская нестерпимая жара, наконец, сменилась приятной прохладой. Высокое лазурное небо украшено чистыми белыми нитями перистых облаков. Высоко-высоко охотятся чёрные ловкие стрижи. С громким, пронзительным писком стайками и поодиночке, потрепетав длинными серповидными крыльями, некоторое время эти отличные летуны долго планируют. Широко раскрыв свой непомерно большой рот, они на лету ловят мошек. Летают сегодня стрижи высоко, значит, - мошки там, значит, - атмосферное давление высокое, дождя ожидать не следует и можно идти на далёкую прогулку в поля. Между стрижами изредка мелькают ласточки. Они издают приятные звуки, похожие на голос нежного бубенчика. Такие же прекрасные летуны-ласточки тоже охотятся высоко. Птицы вывели птенцов и теперь обучают их самостоятельной взрослой жизни, готовятся к дальнему перелёту. Первыми наши края покинут стрижи. Они прилетают последними и улетают первыми, знаменуя этим начало и конец нашего короткого северного лета.

Тонко и нежно пахнут последние цветы на кустах шиповника. Рядом с ними уже повисли толстые, круглые, приплюснутые сверху, как помидоры, желтеющие плоды. Краснеют гроздья ягод рябины, обещая богатый урожай – любимый корм дроздов, снегирей и свиристелей. В недавно ещё яркой зелёной причёске берёзы появились первые проседи. Близится осень – тихое умирание природы. Ещё одно лето уходит. Томная грусть проникает в мою душу.

Мы выходим гулять с Герой сразу после завтрака. Хотя и не раннее, но ещё утро. Роса на траве не успела просохнуть. Прохладно. Безветрие. Сегодня приятно прогуляться по огромному, уже скошенному полю, где скромно, конечно, не как весной, но ещё поют жаворонки и щеглы, щебечут жёлтые трясогузки и репела, трещат кузнечики.

Выходя из под арки нашего дома на улицу, я говорю:

- Пойдём в поле, Гера! – и она послушно поворачивает налево.

Мы живём на окраине города, и большое совхозное поле находится в пятнадцати минутах ходьбы. Пересекаем людную окраинную улицу и по узенькой тропинке, вьющейся среди огородов, выходим на простор. Вдалеке слева и справа – шоссе с редкими машинами, впереди чуть виднеется полоска леса, посередине поля – убегающая от нас неширокая, поросшая аптечной ромашкой, малоезженая полевая дорога. Я иду по ней, а Геру посылаю в поиск; машу рукой то влево, то вправо и говорю:

- Гера, ищи там!

Она давно знает, что искать-то, собственно, некого и нечего, но послушно некоторое время бегает челноком метрах в пятидесяти впереди, а я любуюсь её красивым, лёгким, грациозным аллюром. Потом ей надоедает это занятие, и она всё чаще останавливается и обнюхивает мышиные норки. Но копать землю я ей не разрешаю.

Так мы уходим на несколько километров от города. Здесь царит тишина и покой, городского шума совершенно не слышно. Я ложусь на ещё тёплую землю и, глядя в бездну неба, размышляю о вечности вселенной и краткости человеческой жизни. Гера, думая о чём-то своём, лежит рядом. Отдохнув, мы поднимаемся и тем же путём, не спеша, возвращаемся в город. Увлёкшись своими мыслями, я на некоторое время забываю о собаке. Но что-то вдруг, неожиданно, каким-то толчком возвращает меня к действительности. Оглядываюсь вокруг, и вижу, что она далеко отстала и неподвижно стоит метрах в двухстах от дороги среди уже немного отросшей отавы. Я зову её вначале голосом, а затем свистом, но она почему-то не реагирует. «Может быть, не слышит», - думаю я, и зову громче: снова никакой реакции. Я начинаю не на шутку сердиться, и направляюсь в её сторону, чтобы наказать за непослушание. И тут вижу, как Гера медленно поворачивает голову в мою сторону, как будто боясь спугнуть кого-то, и как бы зовёт меня. Посмотрев на меня, она вновь устремляет взор на что-то мне невидимое. Подхожу ближе. И тут Гера медленно, крадучись, осторожно переступая и высоко поднимая лапы, вытянувшись в струнку и прижимаясь к земле, совсем медленно пошла. Как говорят охотники: потянула. Отчётливо вижу, как всё её напряжённое тело дрожит от страсти. Я тоже медленно, осторожно иду чуть позади и стараюсь разглядеть: что же так привлекло внимание собаки. Но как ни стараюсь ничего кроме торчащих палками жёлтых стеблей скошенной травы и низенькой зелёной отавы не вижу. Ясно: Гера кого-то причуяла и преследует. Так мы движемся довольно долго – мне любопытно: кого же преследует собака? Наконец, она совсем останавливается. Мне это надоедает - я спешу домой. Командую: «Гера, вперёд!» Она прекрасно знает эту команду и безупречно выполняет её, когда мы переходим оживлённую улицу в городе; однако теперь не выполняет. Рассерженный, я толкаю её рукой, но она упирается. Не имея другой возможности столкнуть её со стойки, я громко хлопаю в ладоши и тут … метрах в пятнадцати – двадцати от нас в воздух шумно поднимается выводок серых куропаток. Я хорошо различаю крупную мать и семь – восемь более мелких - молодых. Они, как и все куриные, летят, попеременно работая крыльями и планируя. Куропатки… да ещё рядом с городом, на бывшем совхозном поле! Как же давно я их и вообще, даже в удалённых от городской цивилизации местах, а не только здесь, уже не видел! По-видимому, отсутствие денег у сельскохозяйственных предприятий на химические удобрения сыграло положительную роль в воспроизводстве дичи.

Гера оживляется и крупным галопом, принюхиваясь, носится вокруг места, где только что сидел выводок. Я поощряю её командой: «Ищи, Гера, ищи!» Но все птицы улетели и дальнейший поиск бесполезен. Набегавшись и устав, Гера успокаивается и садится возле меня, часто дыша и далеко на сторону свесив свой розовый, влажный, вздрагивающий язык. Я благодарю её за такую совсем неожиданную находку: ласково глажу её шелковистую голову и мягкие, тёплые, длинные уши. Она с нескрываемым удовольствием и гордостью смотрит мне в глаза и «говорит»: «Вот, видишь, каких хороших птиц я тебе нашла!» В это время мы без слов понимаем друг друга!

Случилось так, что необученный, не натасканный, как говорят охотники, никогда не нюхавший настоящей дичи и даже не видевший её в глаза сеттер, вдруг проявил к ней не только внимание, но и настоящую охотничью страсть и способность к анонсу!

Будучи невостребованными, охотничьи качества Геры ранее никак не проявлялись. Но вот почуяла она запах куропатки, и пробудилось давно заложенное в её предков качество легавой собаки - неравнодушие к полевой дичи. Наверное, тоже примерно происходит и с современным человеком. Многие поколения людей воспитывались в соответствии с определёнными нравственными понятиями. Но наступило наше безнравственное время, и высокие моральные качества личности оказались невостребованными. Человек вернулся в полу животное состояние. Должно быть, ему тоже нужен сильный информационный толчок, чтобы он вновь стал Человеком!



Смирнов Игорь Павлович, писатель и публицист



Другие произведения автора можно читать на сайтах: Моя ссылка Моя ссылка 2 Моя ссылка 3 и др.

Конец сентября. Давно прошло очаровательное время ленинградских белых ночей. Дни стали короче, ночи – темней и длинней. Заметно похолодало. Пышная летняя листва деревьев украсилась золотом и багрянцем и существенно поредела. Отжившие, высохшие листья приятно шуршат под ногами и их, как мусор, гоняет безжалостный ветер. Вывели своих птенцов и умолкли певчие перелетные птицы, а наиболее чувствительные к холодам стрижи и ласточки, питающиеся мошкарой, уже улетели на зимовку в тёплые края. Осень вступает в свои права. Небо всё чаще заволакивают плотные серые тучи, оплакивающие ушедшее лето моросящим дождём. Редкие солнечные дни ещё напоминают о нежном лете, но вечера и ночи говорят о приближении суровой, морозной зимы. Замечательно сказал об этом времени года мой знакомый поэт:


Осень золотая под ногами

Листьями опавшими шуршит



Наверное, никто не будет отрицать того, что золотая осень очень располагает к мечтательности, к воспоминаниям!

Возвращаясь с дальней прогулки, домой через теперь уже открытый для всех желающих Екатерининский парк, мы с моей собакой - ирландским сеттером Герой - делаем остановку на полуострове Большого пруда, где расположено прекрасное творение архитектора Монигетти - парковый павильон "Турецкая баня". Слева от нас – стройная колоннада Мраморного мостика, впереди - небольшой, поросший лесом островок, за ним – символ былой русской воинской славы – Чесменская колонна. Солнце уже опустилось к верхушкам деревьев позади нас, зажгло жёлтые и красные свечи клёнов и ярко осветило чёрного чугунного орла, терзающего турецкий полумесяц на её вершине, как бы лишний раз, напоминая морякам, гуляющим в парке, о былом величии русского военного флота.

Усталый, я опускаюсь на каким-то образом оказавшуюся здесь, в ухоженном парке, старую автомобильную покрышку, лежащую у самой воды. Гера усаживается рядом. Нисколько не опасаясь нас, совсем близко, большим стадом плавают кряковые утки. Молодые уже перелиняли и их трудно отличить от матёрых. Селезни надели свой роскошный весенний наряд и красуются перед скромно на их фоне выглядящими утками. Удивительно: ведь в дикой природе кряква – пожалуй, самая осторожная и осмотрительная утка! Она никогда не сядет к подсадным крякушам или чучелам, не сделав прежде "круг почёта", не осмотрев окрестности: нет ли поблизости какой-либо опасности. Да и такой многочисленной, как теперь в парковых прудах, в дикой природе она никогда ранее не была. Кряквы всегда было значительно меньше, чем, скажем, более мелких и доверчивых чирков. Те, увидев на воде стайку сородичей, долго не раздумывая, сходу плюхаются рядом, не ожидая никакого подвоха, и даже не пытаясь убедится: живые это птицы или резиновые чучела. А то ещё подплывёт, бывало, к чучелу и станет его клевать: то ли заигрывает, то ли прогоняет незнакомца?! За эту свою простоту и доверчивость они и поплатились. Очень редко теперь даже в самых глухих местах нашего северо-запада можно встретить юркого и стремительного в полёте простодушного чирка-свистунка или чирка-трескунка. Выбили их алчные охотники и браконьеры начисто! Может быть, действительно, как утверждают некоторые, разум – это просто умение приспосабливаться?! Вот кряквы приспособились к изменившимся за последние полстолетия условиям жизни - к урбанизации, интенсификации и химизации сельского хозяйства - и теперь прекрасно живут и размножаются рядом с человеком – своим извечным врагом – в городских парках, на каналах и речках. Водимо, поняли, что именно здесь у них минимальное количество врагов.

Между тем солнце совсем скрылось за горизонтом, наступили сумерки. Зажглись фонари на Парковой улице. Их отражения жёлтыми лучами легли на спокойную воду пруда. Вдоль парковой изгороди чередой побежали огоньки автомобилей. Скрылась во мраке Чесменская колонна, еле различим Мраморный мостик. Вместе с наступающей темнотой утки отплывают подальше от берега - инстинкт самосохранения ещё не пропал совсем! В вечерней тишине парка необыкновенно громкими кажутся их многочисленные переплетающиеся голоса: "ка – ка – ка! ка – ка – ка!" Своеобразным хором они провожают уходящий день! Гера насторожилась и напряжённо всматривается и вслушивается в темноту. В ней тоже ещё окончательно не погиб природный охотник. Присутствие дичи волнует, возбуждает её чувства, заставляет быстрее биться сердце. Она далеко высунула свой влажный розовый язык, часто дышит и вся дрожит от охватившего её азарта. Поглаживая шелковистую голову, я успокаиваю её.

Окружающая обстановка наталкивает меня на воспоминания. Я представляю себя на утиной охоте, в сумерках сидящим в скрадке на берегу поросшего камышом озера, в ожидании появления на фоне неба силуэта налетающей утки. Во мне пробуждается даже какое-то подобие охотничьего азарта, когда с шумом в воздух поднимается с середины пруда большая стая уток. Начинается вечерняя утиная зорька!

Покружив над прудом, стая разбивается на небольшие группы, одни из которых улетают на дальние места ночной кормёжки, другие, сделав несколько кругов над парковыми прудами, выберут себе подходящее место поблизости. Вот эти утренние и вечерние перелёты уток к местам днёвок и ночёвок охотники и называют утиными зорьками. Зорьки – лучшее время утиной охоты. Укрывшись в специально оборудованных скрадках, либо используя естественные природные укрытия, посадив перед собой на воду для приманки резиновых подсадных, охотники ожидают приблизившихся на расстояние верного выстрела летающих уток, и стреляют по ним обычно влёт. Вечерняя зорька продолжается до полной темноты, утренняя – с рассвета часов до девяти. Днём утки почти не летают. Утиная охота азартна, требует знания повадок дичи, умелого выбора места засидки, хорошей маскировки и, конечно, искусной стрельбы по движущейся, скоростной, маневрирующей цели.

Я уже почти совсем оставил занятие охотой. Во-первых, моё время пылких страстей безвозвратно ушло в прошлое; во-вторых, дичи в природе осталось так мало, что считаю большим грехом уничтожать последнюю! Буквально на моих глазах исчезло большое количество видов охотничьих животных и птиц! Да и не только охотничьи. Даже певчие птицы стали в наших краях большой редкостью! Боюсь, что в недалёком будущем люди смогут обыкновенного зайца или чижа увидеть только на картинке, как мы сегодня рассматриваем динозавра! Надо сказать, что и в добрые старые времена, будучи с детства заядлым охотником, я получал удовольствие не от количества и веса добытой дичи или вкуса приготовленного из неё блюда, а от её поиска, выслеживания, наблюдения за повадками, красивого выстрела, остановившего бегущую или летящую, трудно доступную цель, то есть - от самого процесса охоты! И чем с большими трудностями доставался охотничий трофей, тем ценнее он для меня был.

"А что, если сегодня, - думаю я, - здесь, в городском парке, рядом со знаменитым парковым павильоном попробовать восстановить в памяти охоту на утиной зорьке и чувства, которые испытывал когда-то?! Вспомнить, как замирало и трепетало сердце в ожидании наступления момента выстрела по налетающей птице. Ощущение торжества победы. Долго не покидающие тебя возбуждение и удовлетворённость, смешанные с усталостью от нервного перенапряжения после завершения охоты. Конечно, мои ощущения будут существенно менее ярки, чем в реальности, зато эта моя "охота" никому не причинит никакого вреда!"

Стрельба влёт – важный элемент охоты по птице - большое искусство и требует определённого навыка, выдержки, умения владеть своими чувствами. Настоящий охотник-любитель, в отличие от промысловика-заготовителя, испытывает целую гамму чувств, возбуждающих, мешающих меткому выстрелу и одновременно так украшающих его жизнь!

Чу! Где-то справа зашуршали крылья летящей утки. Звук приближается. Сердце моё затрепетало, кажется, оно вот-вот выскочит из груди, резко повысился пульс! Дыхание стало поверхностным и прерывистым. Время остановилось. Я весь напрягся, ища глазами не видимую ещё цель. Вот она, наконец, показалась на фоне западного более светлого участка неба. Ничего, не опасаясь, утка летит над водой мимо меня на расстоянии хорошего выстрела. Я мысленно вскидываю к плечу ружьё вместе с линией прицеливания в направление цели. Утка за это время успевает переместиться вперёд. Двигая линию прицеливания по траектории её полёта, догоняю цель и, несколько опередив, не останавливая линии прицеливания, плавно нажимаю на спуск. Грохот выстрела, разорвавший вечернюю тишину, всплеск упавшей на воду утки, поднятый ею фонтан брызг, тело птицы с распростёртыми крыльями и опущенной в воду головой, как и весь процесс стрельбы, ярко дорисовывает моё воображение.

При моём способе стрельбы упреждение мало зависит от скорости цели. Чем больше скорость, тем быстрее приходится двигать линию прицеливания, догоняя её стволами ружья. Вспомнилось, как давным-давно я заучивал наизусть таблицу величин необходимых упреждений при стрельбе по разным видам дичи, пока на круглом стенде мне ни объяснил тренер, что этого вовсе и не нужно делать.

Следующая утка налетает из темноты прямо на меня – "в штык", как говорят охотники. Я увидел её уже почти над своей головой. Сложный случай. "Стреляю", применяя тот же метод, и она "падает" мне под ноги. Знаменитый "королевский" выстрел!

"Вот видишь, - говорю я Гере, - оказывается можно охотиться и таким образом, прямо в городе! Пусть наши утки живут, размножаются и радуют людей, украшая парк и доверчиво принимая корм из их рук! Близкое общение с братьями нашими меньшими делает человека духовно богаче, добрее, облагораживает его!" Она, как будто понимая меня, одобрительно виляет хвостом.

Посидев ещё с полчаса и вдоволь "настрелявшись", я поднимаюсь и вполне довольный нынешним вечером, иду домой. Активный лёт утки продолжается. Гера, подняв свой красивый хвост-перо и всем своим видом тоже выражая полное удовлетворение, бежит чуть впереди. Я вспоминаю памятные былые охоты в Прибалхашье, ночёвки в густых камышовых зарослях у костра, обилие дичи, богатые трофеи, удачные выстрелы и своих друзей-охотников тех лет.



Другие произведения автора можно читать на сайте Моя ссылка Моя ссылка 2 Моя ссылка 3

.

«ЕДИНАЯ» РОССИЯ


- Хо – ро – шоо! – с откровенным восторгом, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал, закрывая за собой дверь в душевую комнату, высокий полный мужчина лет шестидесяти пяти. На лице его светилось блаженство. В раздевалке уже отдыхали после купания в бассейне двое. Один – сухонький бодрый старичок с несколькими шрамами на лице и спине, другой – молодой человек, по возрасту годящийся ему в сыновья или даже внуки, грузноватый для своих лет, холёный и вальяжный с большим золотым крестом на шее.

- Не могу не согласиться с Вами. – Подтвердил старик, вытираясь большим махровым полотенцем.

- Почти семьдесят лет прожил на свете, а в такой бассейн попал впервые! По молодости служил Отечеству, как говорится, в местах не столь отдалённых. Отпуска проводил на Родине, в Калужской области, - матери надо было помогать по хозяйству. Одна она жила! Не до санаториев было. Вот только теперь, когда одолели болезни и матери не стало, и появилась такая возможность! Но в столь шикарном - оказался впервые. Все номера одиночные и парные (говорят, есть и многокомнатные) оборудованы прекрасно, обслуга - как будто прямо с конкурса на звание "Мисс Мира" набрана, лечение на высшем уровне, столовая, рацион, кафе, казино, бани и сауны, конюшня, какие-то неизвестные мне иностранные развлечения.… Один этот бассейн чего стоит: мебель, ковры, пальмы, диковинные живые цветы, фонтаны, музыка и кафе в холле…

- Думаете, это для Вас расстарались? Хотят отблагодарить Вас за верную многолетнюю службу? – поддержал разговор старик. - Да здесь отдыхает только четверть военнослужащих или военных пенсионеров! Остальные – бизнесмены! И это называется военным санаторием! Они платят – для них и музыка! А нас с Вами, скорее всего, в ближайшее время сюда и близко не подпустят! Если только за большие деньги, а их у Вас, полагаю, нет и не будет! С вводом же в действие закона о монетизации всех пенсионеров просто по миру пустят. Дожили: все наши заслуги перед Отечеством обнуляют! Вроде мы ничего и не делали, просто проспали всю жизнь! Но главное, думаю, даже не в материальном обкрадывании, а в моральном унижении. Нынешние правители отобрали у нас честь – высокую оценку воинского труда обществом. По социальному статусу мы – офицеры - стали ниже любого лавочника!

Говорил он взволнованно, чувствовалось, что это его больное место. Присутствующие не реагировали. Немного помолчав и успокоившись, ветеран продолжил:

- Семнадцатилетним мальчишкой я попал на фронт. Воевал в пехоте. Считайте, на животе прополз от Сталинграда до Берлина. Был дважды ранен, трижды контужен. Повезло, конечно, - немногие мои сверстники остались живы! Сколько я их похоронил на пути в Берлин!? И не пересчитать! А сам везучим оказался! Остался жив, к тому же отмечен пятью боевыми орденами и многими медалями! После войны окончил военное училище, потом - академию, командовал полком, преподавал в академии. Уволившись полковником из армии, до недавнего времени учительствовал в школе. Неужели не заслужил благодарности общества, государства?

- Давайте познакомимся! - воспользовавшись паузой, сказал полный мужчина. - Думаю, нам будет интересно более обстоятельно побеседовать. Похоже, что наши взгляды во многом совпадают. Я тоже полковник в отставке, но моложе Вас, видимо, лет на десять. Зовут меня Олег Михайлович. Биография примерно совпадает с Вашей, исключая Великую Отечественную войну. Училище, академия, служба в войсках Противовоздушной обороны. Довелось покомандовать зенитно-ракетной бригадой. Пороха тоже понюхал во время арабо-израильской войны. Был советником командира дивизиона в Сирии. Практически командовал этим дивизионом. Уничтожил пять израильских самолётов. Имею ордена.

- Не возражаю! Меня зовут Алексей Петрович. Краткую биографическую справку я уже дал! – сказал старик. – Здесь я никого из знакомых не встретил, надеюсь, нам действительно будет интересно вместе проводить свободное от процедур время.

Они пожали друг другу руки и, не спеша, одеваясь, продолжали беседу.

- Мы с Вами люди одного поколения, оба многие годы служили СССР и потому взгляды на происходящее в последние пятнадцать лет в стране, наверняка, во многом, если не полностью, совпадают! – говорил Олег Михайлович. – Нас не может устраивать сама буржуазная контрреволюция с её приватизацией, проще говоря, разворовыванием общенародной собственности; разоружением и фактической ликвидацией армии (якобы из-за отсутствия противника), делением ранее единого народа на богатых и бедных, развалом союзного государства, униженной внешней политикой правительства, общим крушением экономики и т.д. и т.п. У меня, честно говоря, болит душа, глядя на всё это, лживо подаваемое народу как его благо, как необходимая плата за право красиво жить в цивилизованном мире.

Алексей Петрович тут же подхватил его мысль:

- Не надо забывать, что при всём том легализовались воры, бандиты, спекулянты. Теперь они называют себя новыми русскими. Пока стыдятся именоваться, как это положено, буржуазией. Они беззастенчиво выставляют на показ наворованное богатство. Настроили дворцов, устраивают царские балы, ездят на самых дорогих машинах, сопровождаемых личной охраной, а спесь у этих, чаще всего, беспринципных и безграмотных хапуг просто аристократическая! К большому сожалению, не все думают так, как мы с Вами, Олег Михайлович! Многие люди задавлены нуждой и не имеют времени рассуждать и анализировать действительность – детей кормить надо! Молодёжь, особенно та, которая выросла в годы "реформ" и уже потому не может сравнивать прошлое с настоящим, часто считает, что всё так и должно быть, потому что так живёт весь мир. Многие наивно верят, что обязательно будут богачами. Вот Вы, например, молодой коллега, что, скажете? – обратился он к всё это время молчавшему третьему мужчине, находящемуся в раздевалке.

- Никакой я вам не коллега! – неожиданно резко ответил тот. – В армии я никогда не служил и служить не буду. Я свободный человек, предприниматель. Пока вы лили слёзы по утраченному прошлому и занимались злопыхательством по отношению ко мне подобным я сделал свои деньги. У меня хороший бизнес. Живу я так, как вам и во сне не приснится! Служу не вашему Отечеству, а себе и своим потомкам. На Отечество мне наплевать, я всегда буду жить там, где мне удобнее, выгоднее, приятнее! Пока остаюсь в России просто потому, что здесь легче делаются деньги. Думаю, что это время ещё долго продлится, по крайней мере, на мой век хватит, а нет – завтра же буду в Европе! Вы же со своим патриотизмом останетесь нищими в своей лапотной России. Хвастайтесь и дальше своими наградами друг перед другом. Много они вам дали!? Слышали такой анекдот? Разговор идёт за кружкой пива в ваше советское время. Молодой парень спрашивает старика-ветерана: " Дед, ты хорошо воевал? Неплохо! – отвечает тот. – Ордена имею. А вот, если бы ты воевал похуже, - говорит молодой, - то мы бы сейчас пили не эту бурду - "Жигулёвское", а классное "Баварское" пиво!" Вот так и я рассуждаю! Не хотелось вступать с вами в разговор - он неприятен ни мне, ни вам, но вы сами меня вынудили! Мы – люди разных миров: вы – из прошлого, я – из будущего!

Самодовольство и уверенность в своей правоте расплылись по его лицу. Офицеры молчали, а он вдохновенно продолжал:

- Чего вам только не хватает? Вы получаете пенсию от государства, которому никогда не служили и к которому испытываете откровенную неприязнь, даже вражду: создаёте всяческие офицерские и прочие союзы и общественные движения, издаёте свои газеты и журналы, будоражите народ! Правы Хакамада и Новодворская: старики тормозят прогресс российского общества, мешают проведению реформ! То есть,…- он хотел продолжить свою мысль, но в последний момент раздумал – она показалась даже ему уж слишком откровенной и бесчеловечной.

Алексей Петрович и Олег Михайлович, не ожидая услышать ничего подобного, застыли в оцепенении. Встретить такой цинизм и открытое презрение к заслугам отцов и дедов, к своей Родине не часто случается даже в наше реформенное бездуховное и безнравственное время. Первым, придя в себя от шока, вскочил со скамьи Алексей Петрович. Он поднял свой сухонький кулачок и закричал:

- Каков мерзавец!? Да слышали бы тебя те русские парни, которые, получается, ради того, чтобы жировали ты и тебе подобные, сложили свои головы на полях войны! Каждый из них тут же задавил бы тебя своими руками, как паршивую гадину! Если действительно существует потусторонний мир, они проклинают вас – нуворишей, новую буржуазию, последними словами. Мне не раз приходилось убивать врагов. Клянусь, я бы и сейчас с удовольствием всадил пулю в твой бараний лоб! И рука бы не дрогнула! И как только таких ублюдков рождает русская земля?! - Его трясло от негодования.

Бизнесмен только попытался открыть рот, чтобы ответить, как поднялся и пошёл на него с тяжёлым зимним сапогом в руке громадный Олег Михайлович.

- Убирайся, пока я тебя не прибил! Таких выродков, действительно, можно лечить только пулей! Попомни, сволочь, ты когда-нибудь обязательно получишь по заслугам. Либо те, кого ты ограбил, либо твои же приятели тебя шлёпнут! Другого конца тебе не видать!

- Не пугайте! У меня на входе в машине охрана. Вот сейчас прикажу, и они мигом сделают из вас обоих отбивные!

- Я на фронте поборол страх, а уж перед твоими лакеями не склонюсь! Кроме того, у меня три сына и шесть внуков, да и других родственников хватает! – задыхаясь от гнева, выкрикнул Алексей Петрович. – И все они будут мстить за меня. Я так их воспитал, учти это! Убирайся по добру – по здорову или сейчас позову на помощь купающихся в бассейне. Среди них пока ещё хватает офицеров! Пусть полюбуются на хамство молодого буржуя. Заодно получат хороший урок те, кто ещё не до конца понял вашего брата.

Коммерсант, что-то бормоча и ругаясь, поспешно оделся и почти бегом направился к выходу, а Олег Михайлович кричал ему вслед:

- Придётся вам все же подождать с построением вашего буржуазного рая в России, пока не вымрем мы, наши дети и внуки! Они воспитаны нами в духе ненависти ко всякой несправедливости и её порождению, то есть к вам – ворам! Покоя мы вам не дадим, готовьте запасные аэродромы в Америке и Израиле. А из России будьте готовы уносить ноги в любое время! Терпение русского народа не вечно!

Бизнесмен, хлопнув в бессильной ярости дверью, вылетел из раздевалки. Пожилых заслуженных офицеров лихорадило. Они ещё долго молча отдыхали от перепалки и никак не могли придти в себя. А завтра был День примирения и согласия - седьмое ноября.





31 декабря 2004г.

Смирнов Игорь Павлович,

Академик ПАНИ,

КТН, доц., полк. в отст.



Другие материалs на сайте Моя ссылка Моя ссылка 2 Моя ссылка 3